В моем сердце дышит трудно драгоценная змея
Фэндом: Мор.Утопия.
Персонажи: Термитцы полным составом, банда Грифа.
Рэйтинг: G
Категория: джен.
Тема: Колесница. Перевернутое положение.
Размер: 953 слова.


В вагоне товарного поезда не продохнуть.
Громоздятся друг на друге тяжелые ящики, тюки свалены в большие комковатые кучи. Если смотреть на них долго, покажется, что под грубой мешковиной прячутся трупы, и что весь вагон представляет из себя филиал кладбища. Поэтому на мешки не смотрят.
Пол мерно покачивается в такт движению. Тихо стучат колеса - успокаивающе, убаюкивающе. Ночь-полночь, люди спят, расположившись кто на чем. Беженцы от беды? Поселенцы, едущие покорять незнакомый мир?
С какой стороны посмотреть.
Она сидит на полу, откинув голову на стенку ящика, смотрит в потолок. В вагоне сумерки - только трепещет огонек керосиновой лампы, прихваченной с собой кем-то предусмотрительным - пахнет деревом, кожей, мясом. На этом поезде уже много лет возят шкуры и консервы, произведенные в Городе. Правда, сегодня он возвращается почти пустым - быки пали от Язвы почти поголовно.
Вокруг неё тихо дышат спящие дети. Всхлипывает во сне кто-то из малышей. Ноткин ругается, не просыпаясь - она даже не знает таких слов, которые он невнятно цедит сквозь зубы. Мишка спит, обхватив руками свою нелепую куколку, голову устроив у неё на коленях. Она мягко перебирает черные мягкие волосы, жалеет - не будет прекрасной Хозяйки, верной земле. Не будет в "Стержне" нового человека.
"Стержень" пал вместе с Городом пару дней назад.
Дождь шел не переставая, словно само небо оплакивало павшего удурга. Дождь шел, не переставая, и, прячась от косых мокрых струй под одним дождевиком, они обсуждали дальнейшие планы.
"Будем выживать, - сказал Гаруспик.
"Будем бороться, - сказал Ноткин.
"Будем мстить, - сказал Хан.
А Капелла сказала: "Мы уходим."
И сказала это так, что все замолчали, и погодили обрушивать на неё шквал возражений, недоуменных вопросов, и непонимания.
"Нам тут нет места, - сказала она ещё - Город не встанет снова, мы это знаем. Мария не будет любить нас - мы знаем и это. А я хочу жить. Я очень хочу жить, не оглядываясь на каждый шорох."
Дождь шел. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и больше всего походили не на вождей, держащих совет, а на потерявших последнее нищих.
Они собирались быстро и легко. Капелла взяла мамины бусы, губную гармошку и тот рюкзачок, который успела собрать за пару часов до начала обстрела. Ноткин взял кота Артиста, кустарный пугач, переделанный из дедова ружья, и тех из детей, кому некуда было идти. Мишка унесла с собой куклу. Спичка - бинокль и карты...
Все брали самое дорогое, то, что вынесли из-под огня.
Гаруспик взял Аглаю, отцовские рецепты и дневники. И несколько бутылок твирина.
Звали с собой Бакалавра, но, конечно, не дозвались.
На перроне их собралось двадцать три человека, несколько собак и три кота. Термитцы, Инквизитор и сироты-Двоедушники, у которых оставался только атаман и никого больше.
Дождь шел, не переставая. Словно плакал и по ним.
Появление воровского короля со свитой и подданными стало неожиданностью для всех. А Гриф, щеголяющий столичным зонтом, ослепительно улыбался, объясняя:
"С кем торговать, дорогие вы мои? Да и чем торговать? Пеплом разве что. Кого грабить, да награбленное куда девать? Не, на такие условия я не согласный. Мы люди простые, утопии это не про нас..."
За его спиной стояло чуть больше дюжины. Три девушки-степнячки, зябко кутающиеся в куртки явно с мужского плеча, и парни с рожами разной степени паскудности. Им, наверное, тоже некуда было идти, кроме как за Папой Григорием.
Конечно, им никто не возразил. Поезд общий, а брезгливостью такого рода - к отбросам общества и маргиналам - дети не страдали никогда. Враждовать же на руинах было бы совсем глупо.
Ноткин только плечами пожал. Аглая неприязненно поморщилась...
Поезд покачивается, стуча колесами на стыках рельс. Капелла гладит по волосам Мишку, улыбается чуть заметно. Она не умеет по-настоящему проигрывать, и сейчас в ней звенят невысказанные слова, которые она считает слишком патетичными и пафосными, чтобы делиться вслух. Да и с кем делиться? Дети спят поголовно, Аглая дремлет в кольце рук Гаруспика, у бандитов тоже спят все, расположившись на ночлег на мягких тюках... Только Гриф курит, высунувшись в дверь вагона. Ветер свистит, поднимает дыбом рыжие волосы, сносит дым сразу же.
Капелла вспоминает оставшихся - гордую Марию, принимающую свою победу, как должное. Маэстро Бессмертника, равнодушного и ироничного, как всегда. Стаматиных, всё-таки каким-то чудом переживших это страшное время. Влада, конечно - она и не ждала, что он поедет с ними. Жальче всех Бакалавра, который явственно остался не у дел. Гаруспик пытался уговорить, вернулся злой и расстроенный...
Гриф докуривает, щелчком отправляет сигарету наружу. Конечно, младшей Ольгимской неоткуда знать - он исполняет ритуал. Как в Городе каждую ночь курил у дверей склада, так и здесь не поступается традицией. Воровской народ - народ суеверный. Вожак же суеверен вдвойне.
-Говорят, - тихо шепчет Капелла так, чтобы никто - совсем никто - не услышал - Говорят, что живой Город стоял всего два поколения. Мой отец видел, как он строился. Моя мама поддерживала его совсем молоденьким. Он и умер молодым, может быть, не успев даже вырасти... Мы - первые, кто родился и жил только в нем.
Гриф на бандитской половине вагона укладывается на ночлег. Рядом с его лежбищем спят девушки - рыжие кудри одной так и пламенеют в неверном свете лампы. Совсем молоденькая девчушка - почти девочка - жмется к старшим. Гриф подносит руку к лампе, вспоминает о чем-то. Оборачивается. Во взгляде его - вопрос. Капелла машет рукой - не надо, я сама потом...
-Мы первые... Симон построил его практически с нуля. Из степного городка, ничем не отличающегося от прочих. Из обычных серых камней вырастил волшебную душу, Город-химеру. Мы - не демиурги. Мы - не Симон. Но мы - дети Города, мы умеем видеть чудо, умеем бороться. Мы видели смерть, а смерть видела нас. Мы знаем, что это возможно, и...
Капелла улыбается со странной надеждой на дне глаз. Говорит совсем тихо, так, что кажется - губы её всего лишь шевелятся беззвучно:
-Быть может, мы сумеем ещё раз?
Мишка тихонько вздыхает во сне.
Персонажи: Термитцы полным составом, банда Грифа.
Рэйтинг: G
Категория: джен.
Тема: Колесница. Перевернутое положение.
Размер: 953 слова.


В вагоне товарного поезда не продохнуть.
Громоздятся друг на друге тяжелые ящики, тюки свалены в большие комковатые кучи. Если смотреть на них долго, покажется, что под грубой мешковиной прячутся трупы, и что весь вагон представляет из себя филиал кладбища. Поэтому на мешки не смотрят.
Пол мерно покачивается в такт движению. Тихо стучат колеса - успокаивающе, убаюкивающе. Ночь-полночь, люди спят, расположившись кто на чем. Беженцы от беды? Поселенцы, едущие покорять незнакомый мир?
С какой стороны посмотреть.
Она сидит на полу, откинув голову на стенку ящика, смотрит в потолок. В вагоне сумерки - только трепещет огонек керосиновой лампы, прихваченной с собой кем-то предусмотрительным - пахнет деревом, кожей, мясом. На этом поезде уже много лет возят шкуры и консервы, произведенные в Городе. Правда, сегодня он возвращается почти пустым - быки пали от Язвы почти поголовно.
Вокруг неё тихо дышат спящие дети. Всхлипывает во сне кто-то из малышей. Ноткин ругается, не просыпаясь - она даже не знает таких слов, которые он невнятно цедит сквозь зубы. Мишка спит, обхватив руками свою нелепую куколку, голову устроив у неё на коленях. Она мягко перебирает черные мягкие волосы, жалеет - не будет прекрасной Хозяйки, верной земле. Не будет в "Стержне" нового человека.
"Стержень" пал вместе с Городом пару дней назад.
Дождь шел не переставая, словно само небо оплакивало павшего удурга. Дождь шел, не переставая, и, прячась от косых мокрых струй под одним дождевиком, они обсуждали дальнейшие планы.
"Будем выживать, - сказал Гаруспик.
"Будем бороться, - сказал Ноткин.
"Будем мстить, - сказал Хан.
А Капелла сказала: "Мы уходим."
И сказала это так, что все замолчали, и погодили обрушивать на неё шквал возражений, недоуменных вопросов, и непонимания.
"Нам тут нет места, - сказала она ещё - Город не встанет снова, мы это знаем. Мария не будет любить нас - мы знаем и это. А я хочу жить. Я очень хочу жить, не оглядываясь на каждый шорох."
Дождь шел. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и больше всего походили не на вождей, держащих совет, а на потерявших последнее нищих.
Они собирались быстро и легко. Капелла взяла мамины бусы, губную гармошку и тот рюкзачок, который успела собрать за пару часов до начала обстрела. Ноткин взял кота Артиста, кустарный пугач, переделанный из дедова ружья, и тех из детей, кому некуда было идти. Мишка унесла с собой куклу. Спичка - бинокль и карты...
Все брали самое дорогое, то, что вынесли из-под огня.
Гаруспик взял Аглаю, отцовские рецепты и дневники. И несколько бутылок твирина.
Звали с собой Бакалавра, но, конечно, не дозвались.
На перроне их собралось двадцать три человека, несколько собак и три кота. Термитцы, Инквизитор и сироты-Двоедушники, у которых оставался только атаман и никого больше.
Дождь шел, не переставая. Словно плакал и по ним.
Появление воровского короля со свитой и подданными стало неожиданностью для всех. А Гриф, щеголяющий столичным зонтом, ослепительно улыбался, объясняя:
"С кем торговать, дорогие вы мои? Да и чем торговать? Пеплом разве что. Кого грабить, да награбленное куда девать? Не, на такие условия я не согласный. Мы люди простые, утопии это не про нас..."
За его спиной стояло чуть больше дюжины. Три девушки-степнячки, зябко кутающиеся в куртки явно с мужского плеча, и парни с рожами разной степени паскудности. Им, наверное, тоже некуда было идти, кроме как за Папой Григорием.
Конечно, им никто не возразил. Поезд общий, а брезгливостью такого рода - к отбросам общества и маргиналам - дети не страдали никогда. Враждовать же на руинах было бы совсем глупо.
Ноткин только плечами пожал. Аглая неприязненно поморщилась...
Поезд покачивается, стуча колесами на стыках рельс. Капелла гладит по волосам Мишку, улыбается чуть заметно. Она не умеет по-настоящему проигрывать, и сейчас в ней звенят невысказанные слова, которые она считает слишком патетичными и пафосными, чтобы делиться вслух. Да и с кем делиться? Дети спят поголовно, Аглая дремлет в кольце рук Гаруспика, у бандитов тоже спят все, расположившись на ночлег на мягких тюках... Только Гриф курит, высунувшись в дверь вагона. Ветер свистит, поднимает дыбом рыжие волосы, сносит дым сразу же.
Капелла вспоминает оставшихся - гордую Марию, принимающую свою победу, как должное. Маэстро Бессмертника, равнодушного и ироничного, как всегда. Стаматиных, всё-таки каким-то чудом переживших это страшное время. Влада, конечно - она и не ждала, что он поедет с ними. Жальче всех Бакалавра, который явственно остался не у дел. Гаруспик пытался уговорить, вернулся злой и расстроенный...
Гриф докуривает, щелчком отправляет сигарету наружу. Конечно, младшей Ольгимской неоткуда знать - он исполняет ритуал. Как в Городе каждую ночь курил у дверей склада, так и здесь не поступается традицией. Воровской народ - народ суеверный. Вожак же суеверен вдвойне.
-Говорят, - тихо шепчет Капелла так, чтобы никто - совсем никто - не услышал - Говорят, что живой Город стоял всего два поколения. Мой отец видел, как он строился. Моя мама поддерживала его совсем молоденьким. Он и умер молодым, может быть, не успев даже вырасти... Мы - первые, кто родился и жил только в нем.
Гриф на бандитской половине вагона укладывается на ночлег. Рядом с его лежбищем спят девушки - рыжие кудри одной так и пламенеют в неверном свете лампы. Совсем молоденькая девчушка - почти девочка - жмется к старшим. Гриф подносит руку к лампе, вспоминает о чем-то. Оборачивается. Во взгляде его - вопрос. Капелла машет рукой - не надо, я сама потом...
-Мы первые... Симон построил его практически с нуля. Из степного городка, ничем не отличающегося от прочих. Из обычных серых камней вырастил волшебную душу, Город-химеру. Мы - не демиурги. Мы - не Симон. Но мы - дети Города, мы умеем видеть чудо, умеем бороться. Мы видели смерть, а смерть видела нас. Мы знаем, что это возможно, и...
Капелла улыбается со странной надеждой на дне глаз. Говорит совсем тихо, так, что кажется - губы её всего лишь шевелятся беззвучно:
-Быть может, мы сумеем ещё раз?
Мишка тихонько вздыхает во сне.