я убил зверя под баобабом
Название: "Триумфаторы"
Фэндом: Disney, "Ratatoille" / "Рататуй"
Персонажи: Гюсто, Живодэр, Лингуини.
Категория: чёрт его знает, не могу определить.
Тема: 07 Колесница
Размер: 1217 слов
Бета: Бурозубка белая, волшебная
текстГюсто был одним из тех редких типов людей, которые улыбались всегда и везде – даже наедине с собой, даже когда плохо, особенно когда плохо; истинный француз, не желающий беспокоить своим внутренним состоянием окружающих его людей, это было бы ужасно неприлично с его стороны – так полагало общество, так думал и он сам.
- …и вот он, самый молодой шеф-повар Франции, месьё Гюсто! – возвестил величественный женский голос. Густо помахал в камеру рукой и состроил одну из самых своих невозможных рож, на которые только был способен: кажется, получилось.
А то ещё примут, не дай Бог, за сухаря, как Антуана Эго. Вот уж чего невероятно боялся молодой человек, только-только окончивший кулинарные курсы при, смешно сказать, политехническом институте, и основавший свой собственный ресторан.
Юный французский гений, как называли его газеты за рубежом.
Похвально, но во многом отвлекало от работы; сейчас бы он с куда большим удовольствием находился на своей кухне, чем здесь, среди толпы всех этих странных людей, пришедших оценивать не его кулинарное мастерство, а славу его имени, что, конечно же, очень замечательно, но несколько напрягающее.
Живодэр, вечно суетящийся и отчего-то безумно боящийся провалить эту церемонию открытия нового ресторана, подлетел к Гюсто, обежал его вокруг, поправляя в его одежде все, что только можно, не затыкаясь при этом ни на секунду, очень попросил, чтобы «месьё Гюсто показали всем им первый класс!» и вновь куда-то убежал. И чего прибегал, называется?..
Хотя Густо Живодэра любил и ценил: за профессионализм, верность собственному делу и той невероятной помощи, которую сицилиец по происхождению оказывал ему, парню, который моложе его лет на шесть-восемь.
Замечательный человек, в общем-то, этот Живодэр.
Неподалеку от него находилось двое мальчишек, возрастом своим едва ли старше младшего из двоюродных братьев Гюсто; они обсуждали что-то, опершись об один из столов.
- …он такой толстый – наверное, сам со своей кухни постоянно еду ворует!
Другой бы на месте Гюсто если бы не обиделся, так, по крайней мере, сделал бы замечание юным хамам; он же был слишком доброжелательным и юморным человеком, чтобы так по-глупому реагировать на их слова.
- Да, мальчики, - они оба тут же притихли и поникли, не ожидая увидеть прямо перед собой улыбающееся лицо самого молодого шеф-повара Франции, - я люблю вкусную и хорошую еду.
Мальчики не знали, что ответить, и мучительно покраснели; пути к отступлению не было, да и позориться вот так вот на глазах у всех, позорно убегая от сделавшего им такое ненавязчивое замечание гения кулинарии, было бы совсем не здорово. Гюсто сразу это понял и показал рукой на ту часть шведского стола, где стояли приготовленные им собственноручно десерты:
- Будете?
Они переглянулись: расчёт Гюсто оказался верным. И буквально уже через три мгновения их нельзя было оторвать от поедания торта-суфле с добавлением фруктов, изюма и мяты.
Гюсто улыбнулся: лучшей похвалы его кулинарному искусству нельзя было и придумать.
Хорошие они, эти мальчишки, подумал он, уходя в сторону кухни. И вся эта презентация его ресторана – тоже дело хорошее, только больно шумное и помпезное. Вот там, в большой и просторной кухне, его по-настоящему ждало дело.
Похороны пришлись на солнечный жаркий летний день, поэтому большая часть пришедших на церемонию дам была в светлых, совсем не траурных, платьях, и они изящно обмахивались веерами. При хорошем воображении, абстрагировавшись от смысла церемонии, можно было бы представить, что это вовсе не похороны великого Мастера, а приём в честь нового шеф-повара ресторана «У Гюсто».
Король умер, да здравствует король.
Живодэр, при всем патетическом отношении перед маэстро Гюсто, человеком являлся достаточно циничным, чтобы получать от происходящего удовольствие. Толкнув грустную патетическую (и, кстати говоря, искреннюю) речь перед пришедшими, он скорбно сошёл с поставленной наскоро кафедры; премьер-министр, сняв шляпу, высказал свои соболезнования, похлопал по плечу и дружественно намекнул ему, что «теперь кулинарный мир Франции надеется на Вас, месье Живодэр». Сам же месье Живодэр едва сдерживался от того, чтобы не распластаться по-пластунски перед столь почетным гостем; однако сдерживался и, лишь горестно поджав губы, кивал ему в ответ. Премьер-министр, удовлетворённый сдержанным поведением «наследника» Гюсто, отошёл обратно к своим дамам, страдающим от того безутешного горя, которое их всех вместе в этот момент и собрало.
Живодэр прекрасно понимал, что его мысли являются самым натуральным свинством по отношению к Гюсто, но своё ликование он едва забивал социально приемлемой маской человека, потерявшего гениального и любимого наставника.
Впрочем, притворяться особенно было и не нужно: несмотря на справедливое негодование методами Гюсто, его жизненными принципами и бесконечным разгильдяйством, а также на зависть к его таланту и чувству собственной ущемленности, он его действительно любил и уважал, и к тому же всячески ценил. Это были довольно многогранные ощущения, слишком многогранные для такого приземленного, в общем, и не сложного человека, как Живодэр, но, тем не менее, оно было именно таким. И скорбел он совершенно искренне – равно как совершенно искренне ликовал о своём назначении на должность шеф-повара такого элитного ресторана, и что сам премьер-министр…
Сейчас это всё растворилось и утонуло в прошлом, спрятавшимся в одном гробу с маэстро – и как только поместилось? человек-то он очень грузный… Живодэр достаёт зажигалку, купленную не столь давно в одном из элитных табачных магазинов, думает о грядущих повседневных заботах, и ему совершенно не жалко в этот момент. Жалость – это в принципе не для него и не для предметов его искреннего восхищения; крайне унизительное чувство.
Нет уж, пусть остаются гордость, радость и ликование, помноженные на скорбь об ушедшем и сохранении тех традиций, которые были при нём; Живодэр с огромной радостью избавился бы от большей части из них, но понимал, что команда будет недовольна таким его решением; так что замену Гюсто собой надо проводить крайне аккуратно и не торопясь…
И в этот момент месье Живодэр понял, какой триумф испытывают завоеватели новых, обширных и богатых территорий, и ему ещё никогда не было так возвышенно и радостно… как и не будет далее.
Колет искоса смотрит на этого паренька: худой, долговязый, сутулится невероятно сильно, улыбается так виновато, что сразу и не поверишь хоть в какие-то его способности, не говоря уже о том, чтобы принять в этом зажатом дурачке гения.
Вот она и не приняла поначалу. Поначалу.
Ресторан «У Гюсто», как в старые добрые времена, окружила толпа журналистов, горящих желанием поведать миру о новом владельце ресторана – неожиданном прямом наследнике Гюсто, этакой Золушке при злобной мачехе-Живодэре – люди любят такие истории. Особенно когда они заканчиваются хорошо – как и в случае с Лингуини.
- Ты молодец, - шепчет она ему, и тепло улыбается; он с какой-то виноватой благодарностью улыбается ей и пожимает плечами. Она вспоминает Гюсто – ну совсем же не похож на отца, и плевать с внешностью, даже держит себя совсем по-другому! Неудивительно, что сначала Живодэр не воспринял этого мальчика всерьёз…
«Семья» праздновала. Они поочередно подходили к Лингуини, трепали его за волосы, хлопали по плечу, поздравляли и со смехом спрашивали, как его теперь называть – хорошо, что Лингуини так же не похож и на Живодэра, потому что тот бы в ту же секунду поставил своих работников на место, а этот стеснительно улыбается, и говорит, что можно просто Лингуини – как раньше.
Естественно, никто его более так называть не будет, и это даже, наверное, жаль.
Один только Морис чувствует себя сумрачно, качает головой и, вздыхая, произносит, «Ох и натворит малец делов…». Но никто его не слушает – у них не принято думать о худшем, особенно когда славный талантливый парень, истинный сын своего отца, свергает наконец-таки истеричного и злого самодура и деспота – кто тут уж поверит мрачным прогнозам?
И Колетт, незаметно даже для самой себе, мечтательно улыбнулась: кажется, уж теперь-то всё точно будет хорошо.
Фэндом: Disney, "Ratatoille" / "Рататуй"
Персонажи: Гюсто, Живодэр, Лингуини.
Категория: чёрт его знает, не могу определить.
Тема: 07 Колесница
Размер: 1217 слов
Бета: Бурозубка белая, волшебная
текстГюсто был одним из тех редких типов людей, которые улыбались всегда и везде – даже наедине с собой, даже когда плохо, особенно когда плохо; истинный француз, не желающий беспокоить своим внутренним состоянием окружающих его людей, это было бы ужасно неприлично с его стороны – так полагало общество, так думал и он сам.
- …и вот он, самый молодой шеф-повар Франции, месьё Гюсто! – возвестил величественный женский голос. Густо помахал в камеру рукой и состроил одну из самых своих невозможных рож, на которые только был способен: кажется, получилось.
А то ещё примут, не дай Бог, за сухаря, как Антуана Эго. Вот уж чего невероятно боялся молодой человек, только-только окончивший кулинарные курсы при, смешно сказать, политехническом институте, и основавший свой собственный ресторан.
Юный французский гений, как называли его газеты за рубежом.
Похвально, но во многом отвлекало от работы; сейчас бы он с куда большим удовольствием находился на своей кухне, чем здесь, среди толпы всех этих странных людей, пришедших оценивать не его кулинарное мастерство, а славу его имени, что, конечно же, очень замечательно, но несколько напрягающее.
Живодэр, вечно суетящийся и отчего-то безумно боящийся провалить эту церемонию открытия нового ресторана, подлетел к Гюсто, обежал его вокруг, поправляя в его одежде все, что только можно, не затыкаясь при этом ни на секунду, очень попросил, чтобы «месьё Гюсто показали всем им первый класс!» и вновь куда-то убежал. И чего прибегал, называется?..
Хотя Густо Живодэра любил и ценил: за профессионализм, верность собственному делу и той невероятной помощи, которую сицилиец по происхождению оказывал ему, парню, который моложе его лет на шесть-восемь.
Замечательный человек, в общем-то, этот Живодэр.
Неподалеку от него находилось двое мальчишек, возрастом своим едва ли старше младшего из двоюродных братьев Гюсто; они обсуждали что-то, опершись об один из столов.
- …он такой толстый – наверное, сам со своей кухни постоянно еду ворует!
Другой бы на месте Гюсто если бы не обиделся, так, по крайней мере, сделал бы замечание юным хамам; он же был слишком доброжелательным и юморным человеком, чтобы так по-глупому реагировать на их слова.
- Да, мальчики, - они оба тут же притихли и поникли, не ожидая увидеть прямо перед собой улыбающееся лицо самого молодого шеф-повара Франции, - я люблю вкусную и хорошую еду.
Мальчики не знали, что ответить, и мучительно покраснели; пути к отступлению не было, да и позориться вот так вот на глазах у всех, позорно убегая от сделавшего им такое ненавязчивое замечание гения кулинарии, было бы совсем не здорово. Гюсто сразу это понял и показал рукой на ту часть шведского стола, где стояли приготовленные им собственноручно десерты:
- Будете?
Они переглянулись: расчёт Гюсто оказался верным. И буквально уже через три мгновения их нельзя было оторвать от поедания торта-суфле с добавлением фруктов, изюма и мяты.
Гюсто улыбнулся: лучшей похвалы его кулинарному искусству нельзя было и придумать.
Хорошие они, эти мальчишки, подумал он, уходя в сторону кухни. И вся эта презентация его ресторана – тоже дело хорошее, только больно шумное и помпезное. Вот там, в большой и просторной кухне, его по-настоящему ждало дело.
Похороны пришлись на солнечный жаркий летний день, поэтому большая часть пришедших на церемонию дам была в светлых, совсем не траурных, платьях, и они изящно обмахивались веерами. При хорошем воображении, абстрагировавшись от смысла церемонии, можно было бы представить, что это вовсе не похороны великого Мастера, а приём в честь нового шеф-повара ресторана «У Гюсто».
Король умер, да здравствует король.
Живодэр, при всем патетическом отношении перед маэстро Гюсто, человеком являлся достаточно циничным, чтобы получать от происходящего удовольствие. Толкнув грустную патетическую (и, кстати говоря, искреннюю) речь перед пришедшими, он скорбно сошёл с поставленной наскоро кафедры; премьер-министр, сняв шляпу, высказал свои соболезнования, похлопал по плечу и дружественно намекнул ему, что «теперь кулинарный мир Франции надеется на Вас, месье Живодэр». Сам же месье Живодэр едва сдерживался от того, чтобы не распластаться по-пластунски перед столь почетным гостем; однако сдерживался и, лишь горестно поджав губы, кивал ему в ответ. Премьер-министр, удовлетворённый сдержанным поведением «наследника» Гюсто, отошёл обратно к своим дамам, страдающим от того безутешного горя, которое их всех вместе в этот момент и собрало.
Живодэр прекрасно понимал, что его мысли являются самым натуральным свинством по отношению к Гюсто, но своё ликование он едва забивал социально приемлемой маской человека, потерявшего гениального и любимого наставника.
Впрочем, притворяться особенно было и не нужно: несмотря на справедливое негодование методами Гюсто, его жизненными принципами и бесконечным разгильдяйством, а также на зависть к его таланту и чувству собственной ущемленности, он его действительно любил и уважал, и к тому же всячески ценил. Это были довольно многогранные ощущения, слишком многогранные для такого приземленного, в общем, и не сложного человека, как Живодэр, но, тем не менее, оно было именно таким. И скорбел он совершенно искренне – равно как совершенно искренне ликовал о своём назначении на должность шеф-повара такого элитного ресторана, и что сам премьер-министр…
Сейчас это всё растворилось и утонуло в прошлом, спрятавшимся в одном гробу с маэстро – и как только поместилось? человек-то он очень грузный… Живодэр достаёт зажигалку, купленную не столь давно в одном из элитных табачных магазинов, думает о грядущих повседневных заботах, и ему совершенно не жалко в этот момент. Жалость – это в принципе не для него и не для предметов его искреннего восхищения; крайне унизительное чувство.
Нет уж, пусть остаются гордость, радость и ликование, помноженные на скорбь об ушедшем и сохранении тех традиций, которые были при нём; Живодэр с огромной радостью избавился бы от большей части из них, но понимал, что команда будет недовольна таким его решением; так что замену Гюсто собой надо проводить крайне аккуратно и не торопясь…
И в этот момент месье Живодэр понял, какой триумф испытывают завоеватели новых, обширных и богатых территорий, и ему ещё никогда не было так возвышенно и радостно… как и не будет далее.
Колет искоса смотрит на этого паренька: худой, долговязый, сутулится невероятно сильно, улыбается так виновато, что сразу и не поверишь хоть в какие-то его способности, не говоря уже о том, чтобы принять в этом зажатом дурачке гения.
Вот она и не приняла поначалу. Поначалу.
Ресторан «У Гюсто», как в старые добрые времена, окружила толпа журналистов, горящих желанием поведать миру о новом владельце ресторана – неожиданном прямом наследнике Гюсто, этакой Золушке при злобной мачехе-Живодэре – люди любят такие истории. Особенно когда они заканчиваются хорошо – как и в случае с Лингуини.
- Ты молодец, - шепчет она ему, и тепло улыбается; он с какой-то виноватой благодарностью улыбается ей и пожимает плечами. Она вспоминает Гюсто – ну совсем же не похож на отца, и плевать с внешностью, даже держит себя совсем по-другому! Неудивительно, что сначала Живодэр не воспринял этого мальчика всерьёз…
«Семья» праздновала. Они поочередно подходили к Лингуини, трепали его за волосы, хлопали по плечу, поздравляли и со смехом спрашивали, как его теперь называть – хорошо, что Лингуини так же не похож и на Живодэра, потому что тот бы в ту же секунду поставил своих работников на место, а этот стеснительно улыбается, и говорит, что можно просто Лингуини – как раньше.
Естественно, никто его более так называть не будет, и это даже, наверное, жаль.
Один только Морис чувствует себя сумрачно, качает головой и, вздыхая, произносит, «Ох и натворит малец делов…». Но никто его не слушает – у них не принято думать о худшем, особенно когда славный талантливый парень, истинный сын своего отца, свергает наконец-таки истеричного и злого самодура и деспота – кто тут уж поверит мрачным прогнозам?
И Колетт, незаметно даже для самой себе, мечтательно улыбнулась: кажется, уж теперь-то всё точно будет хорошо.
И я влюбилась в вашего Гюсто )