Фэндом: Мор.Утопия.
Персонажи: Влад/Виктория.
Рэйтинг: G
Категория: гет.
Тема: Влюбленные.
Размер: 845 слов.
Он просыпается поздно, чувствуя себя совершенно разбитым. Спускает с кровати ноги, кривясь от боли в висках. В последнее время мигрень донимает его всё чаще, и он брезгливо морщится, высыпая на ладонь болеутоляющее. Признак неумолимо приближающейся старости, и как же отвратительно представлять, что однажды он не сумеет дойти до Боен, подхватить на руки ребенка. Что однажды сдадут глаза, руки перекривит артрит... Он не боится старости. Он её ненавидит.
В ванной из крана течет холодная вода. Он умывается, придирчиво смотрит на себя в зеркало, замечая первые морщины и пробившуюся седину. Пробивается она там, где нет лысины... Он окунает зубную щетку в порошок, засовывает её в рот. Движения слегка заторможены со сна. Да и боль из висков никуда не делась.
Сон он вспоминает внезапно. Замирает, видя, как взгляд отражения стремительно дичает, и щетка нелепо торчит изо рта... Обычно ему не снятся кошмары.
Сегодня исключение.
Виктория тихо напевает, размешивая тесто деревянной ложкой на длинном узорчатом черенке. Сегодня она поднялась рано - можно сказать, и вовсе не ложилась - и поймала особенное, кулинарное вдохновение. То забавное состояние, когда все блюда получаются на диво вкусными, из яиц творятся курочки, а блины обзаводятся лицами или разливаются по сковороде наподобие звездочек. Чем-то это сродни вдохновению художника, которое ей так же знакомо, и почему бы не порадовать мужа и сына не просто кашей, пусть и с вареньем, а оладушками?
За окном моросит серый легкий дождик, после обеда на небе встанет радуга, а под вечер можно будет любоваться на звезды. Нина прислала гонца с запиской - ждет на чай, наверняка у неё опять голова кругом идет от множества умеренно несбыточных идей - скоро праздник летнего солнцестояния, когда Невесты будут до утра водить хороводы у костров, у младшего порвались брюки - опять лез через забор, несносное существо! - и скоро его день рождения. Мысли текут - обычные, тихие, семейные мысли - и тесто стекает на сковородку причудливыми блямбами. Нужно будет добавить к ним варенье, и поиграть с младшим в угадайку - на что похож тот или иной оладушек?
Тот, который она снимает со сковороды сейчас, больше всего похож на кота.
Он входит в кухню тихо, словно вор в собственном доме. Замирает на пороге, глядя, как жена хлопочет у плиты. Всесильная Хозяйка? Да помилуйте, разве можно так сочетать несочетаемое!
Он знает - можно. Но сейчас ему не хочется задумываться об этом. Не хочется смотреть на Белую - хочется на человека...
Он медлит минуту, глядя, как легко двигаются руки - платье её без рукавов, на коже виден едва заметный светлый пушок - как шуршит юбка, а волосы текут по спине. До самого пояса - светлая волна, небрежно стянутая на затылке лентой. Может быть, это смешно, но его продирает страхом - вот сейчас обернется, глянет неласково, и повеет зимним холодом. Метнется по комнате ледяной ветер. Глупый страх, но по позвоночнику пробегается стайка мурашек, и становится так противно, словно представленное уже случилось. Словно...
Он подходит к ней со спины, обнимает за талию, прячет лицо на плече. Он выше совсем ненамного. Ему не нужно даже нагибаться для такого жеста.
Рука у Виктории вздрагивает - она увлеклась собственной песней и занятной формой оладушек, и совершенно не слышала шагов. Можно сказать - халатность и невнимание, а можно - твердое знание, что идут с добром...
Она оставляет ложку, пытается обернуться и заглянуть мужу в лицо. Он молчит, держит слишком сильно, так, словно опасается выпасть из пределов реальности, и руки его холодны, словно он только вошел в дом из зимней ночи. Что-то нехорошее есть в этом молчании, но нарушать его нельзя, и Виктория только накрывает чужие пальцы своими.
"Оладушки подгорят, - совершенно равнодушно думает она.
-Мне снился кошмар, - наконец, выдавливает из себя Влад. Молчать слишком долго глупо, и кто, как не Хозяйка, может помочь с дурными снами? И всё равно, слова даются ему тяжело. Он не привык быть слабым, не привык просить помощи, а уж говорить о такой дурацкой и бездумной вещи и вовсе совсем не в его привычках. Но слишком гадко на сердце. - Будто ты...
Дальше слова не идут - сейчас, ощущая под руками живое тепло, чувствуя чужие пальцы на своих, он уже просто не может вытолкнуть из себя продолжение. Слишком бредово прозвучит.
-Будто я тебя разлюбила, - заканчивает Виктория, чувствуя, как вздрагивает муж. Конечно, ему не хочется такого говорить - всегда самый сильный, самый умелый, он вряд ли может признать, что его способна напугать не смерть, а потеря чувства. Чертов гордец и упрямец, странно верящий и неверящий одновременно.
Она всё-таки разворачивается так, что они стоят лицом к лицу. Улыбается, поднимая голову. Кто бы мог подумать, что однажды Владу станут сниться кошмары. Кто бы мог подумать...
-Ничего не было, - говорит она шепотом. - Я тебя люблю, и так будет всегда.
Слова мягкие, и очень редкие - они никогда особенно не увлекались признаниями в любви. Слишком деятельный, молчаливый Ольгимский, предпочитающий делать, а не болтать, и она сама, считающая, что слова имеют свойство истираться, выцветать. Чем реже - тем ярче, тем радостнее...
Накрывая ладонями его виски, она чувствует точечные уколы боли в затылке. Это предчувствие, но она сильна, а чужая боль всегда слабее собственной...
...Когда на кухню выйдет зевающий младший - молчание в ней уже станет обычным и уютным.